Морской бой

      Выпускников железнодорожной школы № 9 принимали на практику мальчиков помощниками машиниста и девочек помощник воспитателя. Родители наши все работали на железной дороге, но мы мечтали стать лётчиками и моряками. По коридору ходил директор школы, отец моего одноклассника Александра Шарыпова, в чёрной форме морского офицера с кортиком и золотом расшитыми погонами. Я восхищался этим мужественным морским волком с громким командным голосом. Святая простота, грезил, что когда я вырасту, стану путешественником. Исследователем и покорителем, увижу края чистых озер, полноводных рек, монолитных гор, вулканов и моря-океаны в заграничных красках. Дерзкие мечты и вера в возможность реализации морских походов, по проталинам вели нас наивных к талому озеру тихих ручьев. Начиналось дремлющее озеро рядом со школой и тянулось вдоль железной дороги и улицы Масловского в сторону парка, до заборов огорода с кружевной резьбой деревянного дома одноклассника Сергея Роленкова. Провожая беспощадные морозы, трепеща, смотрели мы на незамерзающее озерко и живо фантазировали бескрайние глади океана. С таинственным вздохом созвучной струи стекало в озёрную незамутнённую воду безбрежность лазури весеннего неба.

      - Распускайся верба над озером, - пела Весна. - Салют Великий Сибирский Путь!

      Солнечным лучиком, щедро осветила Весна станцию Нижнеудинск, школу, дома, огороды и зеркальность воды в мозаике ледостава. Улыбаясь в ответ, мы на корабельные сражения убегали смотреть. Счастливые старшеклассники после выпускного экзамена по математики устраивали шуточный бой. Ветераны морских битв, будущие машинисты, путейцы и кондуктора провожали школьное детство. Очень им нравится эта игра в каплях талой воды. Радость передавалась от сердца к сердцу. Брызги летели фонтаном, каждый мальчишка здесь был адмиралом. Талая вода из снега и льда заряжала энергией, оптимизмом и надеждами на счастливое будущее. Затаив дыханье, на цыпочках следил за схваткой на воде весь наш первый класс.

      После уроков мы приходили к озеру с досками и гвоздями, строили свои боевые корабли в засаде у родника. Охваченный тревогой и волнением гонец сообщил, что собрался в проливе узком, длинного озера, враг, команда из морских котиков. Свой шанс в морском бою мы моржи, не могли упустить. Дело это было чести. Позабыв все на свете, мы на самодельных плотах, скользили по волнам над глубинами озёрной пучины. Норд и позолота щита на мачте. Наш маневр врагам не виден сквозь снег, сползающий в затон. Посредине канала, бились два военных флота, морские моржи с котиками. Противника мы догоняли и окружали. Линейные галеры брали на абордаж. Близка была победа. Но в упор пришла торпеда, борт с налету подломив. Поверили котики в свою удачу. Внезапно все пропало: волны, лучники, стрелы, корабли. Бывали неудачи, оставляющие адмиральскую гордость при себе. Потеряв равновесие, я соскользнул в воду. Сердце не дрогнуло. Рискнул нырнуть, и плыть под водой задержав дыхание. Одежда еще держала воздух, и он меня вытолкнул на поверхность воды.

      Зимняя одежда наполнялась водой и медленно погружала меня на глубину. Всё труднее и труднее было шевелить ногами и руками в холодной воде. Скинуть застёгнутое на все пуговицы пальто было не возможно. Морские котики и моржи в испуге бегали в разном направлении. Не забывая про гуманность, одноклассники на берегу не в силах были мне помочь.

      - Серега плыви к берегу, - кричали они. - Плыви адмирал, не сдаваясь.

      - Я доплыву, - сквозь кашель, вырывался мой крик. – Я адмирал морских моржей.

      Чудом я поплыл дородного фиорда и ухватился за деревянное весло, протянутое мне Сергеем Роленковым. Но выползти на берег в тяжёлой мокрой адмиральской одежде и кирзовых сапогах не было сил. Одноклассники все вместе не могли вытащить меня на сушу. Я барахтался в воде, из неё торчало моё лицо, с жадно захватывающими воздух губами. Рука крепко вцепилась за палку. Я чувствовал, что глубина озёрной пучины поджидает меня, в глазах темнело. Ледяная вода железом сдавливала горло. Труден был вздох у толщи льда. Предательски терялись бессмысленные силы в несбывшихся мгновениях. Смельчак Сергей Роленков в ожидании затих, с палкой медленно соскальзывал с зыбкого берега в воду. Сообразительный младший брат Борис Роленков, умный гений, распахнул калитку на огород и позвал капающего грядки отца помочь вытащить меня из воды. Дядя Коля Роленков бросил лопату, галопом добежал до озера. Сильной мужской рукой машиниста скорых поездов впился цепко за воротник моего свинцового зимнего пальто. Пальто натянулось, но из озера торчали еще только мои губы. Срываясь в низ, оставался в воде. Дядя Коля упёрся обеими ногами в берег и двумя руками рывком потянул. Я оставался в мутной воде.

      - Держись! – сопел машинист дядя Коля. – Адмирал, надо встать!

      Чуть пенилась вода. Крепко сжались нервы. В груди стучал живой мотор. Со школьного двора доносился командный голос, сразу прекративший все войны. Дяди Колина прямая спина с достоинством мощного титана медленно и гордо вырвала с корнем меня неподъемного, на спасительный берег. Смывая грязь и пот в озёрной воде, все смотрели на удивлённо меня и молчали. Очень гордый изнуряющей тщетною борьбой, но перегруженный мокрой одеждой я не в состоянии был идти. Побелевшие пальцы рук закоченели. Шёл холодок изо рта. Ребята, мгновенно расстегнули пуговицы, раздели меня.

      - Курс домой, адмиралы, – командовал дядя Коля. – В огороде храбрость штрафбата.

      Исчезла боль, и в жизнь ворвался вновь тёплый мир Весны. Опустошенный, убого спотыкаясь, плёлся я через огород в гостеприимный дом спасителей Роленковых. Свинцовое пальто, не бросая, упорно нёс верный Борис с друзьями. На доски огородного забора повесили мою адмиральскую одежду, истекающую водой. Морской бой закончился, но продолжался спор с самим собой. Возможно, я искал счастье, без которого все зря. Возможно, искал веру, без которой жил напрасно. Возможно, вдохновенно искал свою личную свободу. Безо лжи, безмолвно говорил с собой самим, давая сердцу волю.

      Вместе с семьёй Роленковых пили ароматный, горячий, душистый чай с еловым дымом и брусничным вареньем. С чашечкою чая седели напротив, просто смотрели и улыбались. Завтра начнётся школьная суета, а добрые сердца моему потрясенному сердцу весть давали сокровенных назиданий. Разуметь хотели и урезонить. Поделились сухою одеждою, что есть за душой. Помолчал, выпил чай, согрел озябшие руки и пошёл домой. Озёрная горечь на губах в фарватере слез растворялась. Покаяния выдох расставался с мечтами, попавшими в обыденность снов. Глаза в глубине сердца видели, что в тисках повседневности озеро открыло тайны сомнений. Меня взяли на поруки, позволяя сделать истинный вздох. Искупавшись в талой, живой, сильной, здоровой воде отряхнулись лепестки отцветших грёз.

      Свое короткое плавание я прошёл не зря. В дремлющей волне напитался разумом. Талое озеро без вкуса, цвета и запаха, в сердце омыло сонную смелость воздушных дорог. Немного разумея, не мешал истину с несбыточным желанием стирая грани. Спрашивал себя. Блуждающая мечта - это особое искусство или случайное счастье? Бродящая мечта – это станции ночных фонарей огоньки, которые во сне не замечал? Кружащая мечта – это испытание талой водой или ритмы движения ветра? Мечтал, чтобы мечта обретала плоть в делах, что все счастливые путешествия по лентам далёких дорог сбудутся. Даже если чудная мечта не сбывалась, мечтая, сердце моё улыбалось.

      Я стал молчаливей и чуть-чуть осторожней, но талое озеро, озарило рассвет моих переполненных детских воображений о тысячах троп по каменистым ручьям, горным хребтам и отрогам. Я чувствовал изнутри бьющим родником лёгкий разгон новых приключенческих фантазий. В талой воде любовью крещеный остался мальчишкой, не мог глубоко дышать без мечты и жизнь любить.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Подъёмка

      Рядом с моим отчим домом путейцы часто выполняли ремонтные работы, на железной дороге поворотного треугольника, обеспечивая правильное положение пути в профиле. Они расставляли специальные сигналы остановки для паровозов, и я с интересом смотрел на подъем пути с помощью ручного механического домкрата.

      В средине поворотного треугольника находился цех подъёмки, где ремонт паровозов производили после большого пробега или по причине образования на бандажах предельного проката. Кроме обточки бандажей при подъёме подробно осматривали всех части паровоза с исправлением или заменой износившихся. Воду из котла сливали. Колесные пары, буксы, спарники оставались на месте, все остальное очень медленно поднималось. Меня впечатляла подъемная сила комплекта из четырех домкратов приводимых в действие вручную.

      Опытный мастер, работающий с подъемом, заботливо и бережно относился к машине, возможно, её любил. Он слышал главный пульс и дыхание машины своим сердечком. В горькие годы войны он был рядовым в составе отдельного путевого железнодорожного батальона. Поднимал паровозы, провалившиеся в воду при проезде по временной ледовой переправе в критические дни обороны Ленинграда. Приступал к подъёму под свист снарядов и осколков, перестраивался на ходу, в сложной, быстро меняющейся обстановке. Дело было трудным, порой новым, незнакомым. Вёл борьбу с наступавшими полевыми войсками, диверсантами и десантниками, прорвавшимися в тыл. Оборонял железнодорожные узлы, мосты через реки, опорные пункты, эшелоны и путь в пустынной местности от подрыва. Ценой своей жизни, обеспечивал бесперебойную работу стальных магистралей, своевременную перевозку войск, доставку грузов и предпринимал все меры для спасения подвижного состава, пассажиров и грузов. Поднимал паровозы, сошедшие с рельсов при аварии или крушении после бомбёжек авиации и интенсивного огня дальнобойных орудий. Производил подъём бронепоездов при помощи кранов и мощных ручных домкратов. Паровоз, одетый в броню трясло при подъёме, он дрожал от напряжения, выбрасывал в небо угольную гарь, искры, дым и пар. Он давно забыл, что это машина и относился, к паровозу, как к близкому другу. Бесстрашный мастер помогал оступившемуся паровозу крепости с высокой клёпаною башней чудесно встать на стальные рельсы. Одетый в броню друг надёжно проводил инженерную разведку маршрутов движения, разминирование фугасов, сопровождал в боевом охранении воинские эшелоны.

      В мирное время закалённый испытаниями мастер лез к ремонтникам в смотровую яму и обнаружил перекос колесной пары. Нельзя ездить погнулись оси, покорежились катки. Вспомнил истинный боец танковые клинья и проснулся фронтовой инстинкт, будто толкающий паровоз. Выкатил тележки. Прокрутил колесные пары и проверил буксовые узлы, зубчатые передачи, тяговый редуктор, щеточно-коллекторный узел, моторно-осевые подшипники.

      Я с любопытством рассматривал экипажную часть паровоза, состоящую из забавных частей рамы, тележек, букс и рессорного подвешивания. Рама служила основанием для котла и паровой машины. Тележки воспринимали на себя часть нагрузки паровоза, которая не размещалась на движущих осях. Буксы паровоза воспринимали нагрузку и обеспечивали связь колесных пар с рамой. Рессорное подвешивание передавало вес рамы и всех укрепленных на ней частей паровоза на буксы и смягчает толчки между колесами и рельсами. Впечатляли тяговые, ударные приборы и детали движущего парораспределительного механизмов, осуществляющих передачу тягового усилия от паровоза к составу.

      Опускание кузова паровоза осуществлял довольный мастер одновременно всеми домкратами очень аккуратно. На лице его читалось счастье, глаза восторженно блестели. Паровоз сиял, он был смазан, отлажен, помыт и покрашен. На железной машине звездочка надежды ярко горела и несла уверенность преодолеть земные дали. Паровоз пыхтел, гудел и торопился к новой жизни.

      Я оказался свидетелем обкатки последнего паровоза с грузовым поездом по участку Нижнеудинск – Тайшет. Всю жизнь этот паровой труженик работал и проходил подъемку. В депо он прошёл ремонт, был приведён в рабочее состояние для эксплуатации с ретро-поездами по Великому Сибирскому Пути. Но в девяностые годы списывали последние уникальные самовары, товарные, штабные вагоны, вагоны-кухни, краны, вагоны-бани, вагоны-мастерские и котельные. Паровоз, застрявший в тупике, решили сдать в металлолом. К счастью неожиданно наступило второе рождение паровоза. Уникальность его, как редчайшего атрибута возросло, когда вспомнили его манёвренный труд в колонне паровозов особого резерва на фронтовых железнодорожных линиях Великой Отечественной войны. Чёрный паровоз оперативно возил и бронеплощадки с установленными на них зенитными установками и башни от танков Т-34, вагон управления с командирской башенкой, контрольные платформы с путевым инструментом, рельсами и десантом. Номерной, без имени по фронтам и широким просторам участвовал в боях и совершал подвиги и с честью довёз алый стяг победы сквозь голод, разруху и тьму до Берлина.

      Мастер подъёмки, член Совета ветеранов локомотивного депо, пробуждал и зажигал мечтою администрацию установить героический паровоз Ел-4729 в качестве памятника на привокзальной площади рядом с родной школой № 9 станции Нижнеудинск Восточно-Сибирской дороги Транссибирской железнодорожной магистрали. К 100-летию прибытия первого поезда на станцию ветеран путевого батальона, будто вдруг помолодел, поднял на пьедестал и установил на вечную стоянку паровоз с надписью «Нижнеудинцам - железнодорожникам, участникам Великой Отечественной войны и труженикам тыла в благодарность от потомков». У вокзала мелькают годы, блестящие окна вагонов. Шумят поезда. Светофор путеводною звёздочкою путь озаряет над горизонтом. Женский голос в микрофон желает доброй дороги. Слышится гудок. Параллельно мчится времени стрела, не соскакивая с подножки. Богатый опыт, накопленный в области постройки и применения бронепоездов, добавил к ядерной триаде, ядерные силы железнодорожного базирования. Стратегические ракеты, возможно, запускать на любом участке маршрута. С боевыми железнодорожными ракетными комплексами, которые полушутливо называют «бронепоездами» Россия обрела силу.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Кондукторский резерв

      По белым от снега шпалам на вокзал шёл, а рядом в сутолоке станционной и шепоте полусна с надеждой угрюмой встречались ожерелья вагонов и зажигались звёзды, вдаль маня. У дороги без края поднимал голову семафор лучом серебристым, гудел колокол, сквозь хмурую пургу и клубы дыма паровоза светил зеленым огоньком фонарь полутемного вагона юности годы стирая вдали. Зычный гудок, нарастающий стук колес, ветер в лицо и поезд прямо сквозь время покорно тянул вагоны на новый путь. Новолуния свет заманчиво отражался на шпалах, рельсах и цветных фонарях поездной бригады сопровождающей неотразимый поезд. Перрон тихонько отъезжал, чай, покачивался в стакане. Главный кондуктор распорядитель флажком махал, что поезд под надёжной охраной.

      Главный кондуктор принимал и сдавал перевозочные документы на вагоны и знакомил машиниста с составом отправляемого поезда по натурному листу. У него был переносный телефонный аппарат, на случай экстренной связи с диспетчером при остановке поезда. Вдаль заглядывая, кондуктор, ограждая сигналами, наблюдал за правильностью следования поезда и производил ручное торможение по сигналам машиниста. Кондукторская бригада состояла из главного и старшего кондукторов, вагонного мастера, монтера, поездного смазчика и проводников. На глухих перегонах, словно всевышний, милая девушка проводник последнего вагона, счастливой рукою монетками со сдачи продавала счастливые билеты, успех не за заслуги, а просто так случайно.

      Сквозь сумрак заснеженных будней россыпью драгоценных камней свет пробился новой звезды в красные дни. Сердце запело звонкую песню, что мне достался счастливый билетик, настоящее золото мира, приглашение на праздник самых разных страстей. Можно было самому выбирать иллюзорный мир, жизнь возможных надежд и трогательных ожиданий. Я смотрел на очаровательного проводника удивленным взглядом. Догадывался, что именно эта приятная девушка настоящая волшебница, в чьих руках возможность решить проблемы, помочь, одарить, не забыть и осыпать златом. Ведь на маленькое счастье и я имел право. Взамен я отдал проводнику свое открытое сердце, в котором резерв есть для любви.

      Счастливый выигрышный билет был соткан из ветров примет, прорвавшихся в туманный рассвет. Из черных и розовых загадочных цифр, должно наступить везение, мечтам сбыться, и получить удачу. Сквозь метели поезд катился по белым Саянам, где в белом свете дальних краёв полной Луны неожиданно певчие птицы летали. Безумно верили оба в счастье и билетик на встречу без перекупщиков.

      Глаза проводника нашептывали какую-то неземную грусть. Возможно, девушка умела заглянуть в судьбу и определить будущее. Может быть, счастье ниоткуда приснилось поветрием в математическом развлечении, миражом или наваждением? Мы лишь вместе играли в нумерологическую игру с номером проездного билета, но я запомнил тепло её рук и сердца учащённый стук. Хотелось, дарить улыбку счастливым лучом и скучать о том, что счастье бродит вокруг да около. Хотелось ещё немного поиграть в игру без спешки и насмешки. Мы вновь и вновь складывали все цифры билетика, и получали романтическое число. Выпадали положительные эмоции и чувства, приключения, увлечение и восторженные мечтания. С головой окунались в море симпатии и чувственности. В соответствии с полученной цифрой загадывали желание, чтобы наши чувства всегда отвечали взаимностью. Мы верили, что счастье есть, нужно его только посчитать и поискать прямо перед собой.

      Приходило доброжелательное счастье. Оно было одето в путешествие, пахло снегом, разноцветными звёздами и почему-то тайгой. Проводник подолгу стояла в тамбуре вагона и щедро угощала горячим чаем, с добавлением в него лепестков опавших звездочек. Потом она седела и тихонько пела песню о светлом, важном и любимом, о том, что молча жило в её сердце. Её кончики пальцев рук были нежными, а смех милый. Теплый янтарный вечер высвечивал снежинки на тропинках, ведущих к тому, что мы искали каждый день. В пути проводник обещала обязательно накинуть над вагоном радугу, раскрашенную яркими детскими цветными снами. Радовалась, обернувшись на пороге купе.

      Рассчитывая формулу счастья заветного билетика, мы не забывали о везении. На одну циферку в билете не сошлись расчеты, и не исполнилось глупое желание. Из двух несчастливых мы в спешке составили самый счастливый билетик, у которого все цифры одинаковые. Неугомонным умом придумали шанс увеличения силы билетика, как проводника в мир путешествий. Мы не загадывали что- то материальное. Выпавшее число помогало в поисках привязанности и пристрастия, раскрывало способности в познании тайн будущего. Фартовый билетик, словно род недуга, помогал с успехом двигаться вперед и завоевать предрасположение в дружеских отношениях.

      Тяжело расставаясь, хотел уехать, не ведомо куда, возможно встречать неравнодушные пейзажи. Жизнь я не мог изменить, вернуть и замедлить ход. Жизнь была похожа на движение поезда по бесконечному пути со станциями, перегонами и счастливыми билетиками приносящими удачу. Не получалось назад повернуть, остановок в жизни не было. Хотелось чуть-чуть притормозить, постоять, подумать, молча слезу смахнуть рукою. Никогда тебя такую, словно молний краденую луну, я любить не перестал. Нет в пути преданности и тяготения безответной надежды до самой последней билетика бесхарактерной цифры бледной и тусклой.

      Линия судьбы почти от версты и до версты, вперёд направлялась без остановок и не возвращала пошлые и чёрствые слова обратно. Условности отбросив, счастливые билеты я не коллекционировал, словно нелепую жизнь закладками. Оказалось, что в снегу, порванного на мелкие кусочки счастливого билетика, у каждого из нас свой путь, хоть и путешествовали вместе мы связанные чарующей силой обаяния в одном тамбуре по желанному свету.

      Домой я шёл с вокзала по переходу с путей пустого перрона и кондукторского резерва, манящий беспечно обворожительный свет фонаря последнего вагона слезой растворяя. Сквозь время зажигались притягательные звёзды, и восхищённое сердце верило, что вернётся та, кто пленительно дорога. Хорошо, что отдал ненаглядной своё мечтающее счастье, оно точно знает, к жизни любовь открыла резервы.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Воинская площадка

      В мои тревожные детские годы обострение международных отношений было похоже на гонку вооружений. Череда вооружённых столкновений между Северной и Южной Кореей сменялись столкновениями СССР и КНР в районе острова Даманский, войной США и дружественным Вьетнамом. По станции Нижнеудинск ночами тяжело шли военные эшелоны с замаскированной техникой и бойцами в форме на вырост. Очередной грузный эшелон притормаживал у мощенной камнем погрузочно-выгрузочной площадки, построенной в уровень с платформами. Рядом с воинской площадкой была железнодорожная больница, водонапорная башня и городок с пекарней, лазаретом, аптекой, баней, складами, караульным помещением и ярким плакатом о счастье мирного неба над головой. Воинская площадка тянулась на всю длину воинского поезда. Ширина обеспечивала возможность грузить и выгружать военную технику, продовольствие и медикаменты. Имелся хорошо устроенный вход на грунтовую дорогу к Вознесенскому военному городку. На воинской площадке находились водоразборные колонки чистой питьевой водой и бесплатная кипяточная. Вздыхала тяжело служившая в санитарном вагоне девочка мед сестричка, в колонке набирающая свежую воду. Жадно пили мальчишки в погонах кипяченую воду и таскали в вагоны тяжёлые канистры с чаем, свежий хлеб, кашу и вещмешки. Командиры осторожные в последний вагон загружали секретное оружие нашей армии.

      Война всегда начиналась внезапно и конечно, мы догадывались, что где-то она уже шла, но фронт был отдален. Выстоять на фронте, победить коварного врага можно было, только сконцентрировав воедино усилия фронта и тыла. Тыл снабжал войска боеприпасами и продовольствием, всем необходимым. Железнодорожный транспорт обеспечивал надёжную связь тыла с фронтом. Мы рассказывали друг другу легенды и простодушно спрашивали стрелочника-фронтовика в чёрной железнодорожной шинели, куда и зачем направляются военные эшелоны. Стрелочник оказался интереснейшим человеком. Жил рядом с площадкой и хорошо помнил о военной тайне, о государственных интересах, о контроле над пространством, о балансе сил. На наши наивные вопросы он отвечал своими воспоминаниями о поставках по ленд-лизу. Рассказывал про свои простоватые юные годы, как литерным эшелоном в 1941 году уезжали с этой воинской площадки воевать сибирские полки под Москву. Путейцы следили за состоянием пути. Работники депо ремонтировали паровозы. Диспетчеры, дежурные по станциям и составители поездов добивались чёткого продвижения воинских поездов. Паровозные машинисты, помощники машинистов и кочегары водили тяжеловесные поезда с высокими скоростями. Стрелочник переводил стрелочный перевод на западный путь. Паровоз, рванув, тянул вагоны с танками и миномётами за собой. На секунду притихали тыловые рабочие и служащие перерабатывающие грузы, ремонтирующие подвижной состав. На воинскую площадку медленно прибывал второй эшелон с резервным полком.

      Срочно командование днём и ночью без маскировки, перебрасывало двадцать свежих дивизий в теплой одежде с Сибири и с Дальнего Востока на запад. В теплушках по сорок штыков и не горюющий сибиряк старшина. Стрелочник добровольцем уехал в одном из таких эшелонах. Под Истрой с вагонов по снегу сразу пошли в атаку, и от их гранат огонь боёв сильней заполыхал. На войне, как на войне отвага и стойкость, подкрепленная смекалкой и военной хитростью, помогали найти сибирякам выход из самых безнадежных положений. Сибиряки с малых лет были охотниками и имели хорошие навыки использования стрелкового оружия. Умели наблюдать за местностью и противником, обладали хорошей зрительной памятью и умением оставаться незамеченным. Огонь войны не грел и в перерывах между боями умели спасаться от морозов, зарываясь в глубокий рыхлый снег. Температура в снегу всегда постоянная, и сибиряки не замерзали долгое время. Командование ставило задачу остановить и отбросить врага, рвавшегося к Москве. Началось контрнаступление сибирских дивизий, в результате которого враг был отброшен от столицы. План Молниеносной войны был сорван, и Красная армия выиграла битву за Москву. Наш стрелочник, в те годы рядовой красноармеец проявил личное мужество и отвагу, но получил тяжелое ранение. После этого три месяца находился на излечении в эвакогоспитале. Раненым слушал, как сестричка читала боевые листки и их обратной стороне этой священной бумаге начал писать свою рукопись о войне. Начал писать ее так, как писал бы ее рядовой солдат видевший многое от начала до Великой Победы. Врачи возвращали его в строй. Не долечившись попутным паровозом, убежал в свою часть на фронт бороться с врагами Родины. Своими умелыми и смелыми действиями, через воды Днепра переправился и Зееловские высоты прошёл первым. Путь к победе в Великой Отечественной войне пролегал через ожесточённые сражения, величайшие тяготы и испытания. Билось сердце горящим солнцем груди красноармейца содействующего успеху боевых действий сибирской дивизии. На серой гимнастёрке рядом с нашивками тёмно-красного и золотистого цвета знаков ранения и двумя серебристого цвета медалями «За отвагу» заблестела медаль «За боевые заслуги».

      Оставались считанные дни возвращения с Победой на родную воинскую площадку станции Нижнеудинск. Девятого мая война не закончилась, потребовались колоссальные скрытые железнодорожные перевозки войск и техники с запада на восток страны для проведения наступательных операций РККА по разгрому милитаристской Японии. Сибирская дивизия в мае месяце по Транссибирской магистрали перебрасывалась на Дальний Восток. Попили родного кипятка станции Нижнеудинск и мимо поехали эшелоны с солдатами к Манчжурской границе. Начали войну со штурма безымянных сопок, преодоления перевалов Большого Хингана, крупных рек и пустыни в составе Забайкальского фронта. При помощи монгольской народно-революционной армии, ликвидировали группировку в Хайларском укреплённом районе, и вышли на маньчжурскую равнину. Чтобы ускорить капитуляцию японских гарнизонов в крупных городах и увеличить темп продвижения в сложных природно-климатических условиях войск, использовали скорость и всепогодность железнодорожного транспорта. Победили в Хингано-Мукденской наступательной операции и по пути домой, снова встретив знакомые освобождённые сопки на местах былых боёв, махали им на прощание рукой. Второй День Победы над Квантунскими самураями отмечал стрелочник-фронтовик второго сентября. На воинской площадке жёны и матери днём и ночью украдкой с горечью плакали, очень ждали. Погостив в чужих краях, родные и близкие солдатики возвращались с фронта в уютные тёплые родимые дома.

      Время многое стирало в памяти, но кое-что сохранилось. Впечатления, переживания из солдатских воспоминаний отразилось в рукописи, написанной простым карандашом на пожелтевших боевых листах и школьных тетрадках. Рукопись рядового солдата не хранилась в архиве комнаты боевой и трудовой славы, а лежала дома у воинской площадки и хранила светлую память о героях войны. Несмышлёным мальчикам он показывал эти заветные тетради и читал некоторые строчки об отдельных событиях, участником и свидетелем которых был лично. Пожилой стрелочник-фронтовик мечтал написать и издать книгу, но не придумал ей название. Солдат-фронтовик толковал нам, что-то о временном замирении и о том, чтобы строить будущее, надо знать прошлое.

      Образ военного времени, в котором прошло моё детство, всегда присутствовал в жизни страны. С чувством гордости слушал я удивительнее сюжеты о героях освободителях, жестоких битвах и трудовых подвигах железнодорожников. В День Победы на урок мужества в библиотеке железнодорожной школы № 9, мы с учительницей стали приглашать стрелочника-фронтовика для продолжения чтения рассказов о победных приключениях. Пожилой ветеран приходил на встречу, в гимнастёрке с нашивками тёмно-красного и золотистого цвета знаков ранения, двумя серебристого цвета медалями «За отвагу», медалью «За боевые заслуги», медалью “За победу над Японией” и георгиевской ленточкой. С каждым годом заметно старел с сединою на висках солдат освободитель, а светлый праздник День Победы превращался в праздник современности, геройски выстоял и помолодел в борьбе времён.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Мужественный изыскатель

      Железная дорога, строившаяся в мои детские годы на территории Красноярского края, Республики Хакасия и Иркутской области, являлась продолжением железной дороги Новокузнецк - Абакан. Строительство 647 километров дороги Абакан - Тайшет было объявлено комсомольской ударной стройкой. На строительство добровольно или по общественному призыву ехали молодые ребята со всего СССР. Лица героев стройки не сходили с газетных полос, о них сочиняли песни. Обещали социальные и материальные льготы. Нижнеудинские путейцы, машинисты, мостовики, землекопы уезжали на строительство. Читая дневники Кошурникова романтики мальчишки из нашей железнодорожной школы №9, сбегали на стройку без путёвок. Мужественный изыскатель неутомимой энергией, горячей душой зажигал огонек в сердцах мальчишек и был примером, увлекая в путешествия. Подвиг изыскателей трассы, одна из ярчайших и трагических страниц истории освоения Восточных Саян.

      Идея строительства железной дороги, через Саянские хребты соединяющая Великий Сибирский Путь с большой территорией месторождений угля Кузбасса появилась давно, но неоднократно откладывалось. Специалисты, не раз пытавшиеся провести рекогносцировку, докладывали, что согласно техническим условиям, прокладка железной дороги через Саяны невозможна. Иностранные газеты писали, что такая дорога невозможна в инженерном отношении и Россия ее не построит. Из-за сложного рельефа, больших перепадов высот, вариант трассировки линии, наиболее целесообразным и оптимальным через Саяны выходом на станцию Нижнеудинск признавал главный инженер проекта Александр Кошурников. В горах геологами были обнаружены крупные месторождения железных и марганцевых руд. В разгар битвы за Сталинград, так необходима была для фронта железная руда. 5 октября 1942 года экспедиция в составе инженера Алексея Журавлёва и техника Константина Стофато, под руководством потомственного строителя железных дорог, одного из самых опытных в стране изыскателя Кошурникова отправилась по маршруту Нижнеудинск - Абакан. Большей частью путь пролегал вдоль узкой долины с множеством порогов реки Казыр. Тувинские таёжные кочевые оленеводы называли злую реку Казыр, затерянную в самом центре Саян и замерзающею в конце октября, свирепой. У Базыбайского, Верхне Китатского и Убинского каскадных порогов в пенных ямах, котлах и в местах падения воды с крутых сливов долго не замерзала. С рёвом сжимаясь в узких протоках, мерилась силой с крутыми валунами. Бочки, пороги, сливы, валы, нагромождения камней и скальных обломков в русле, такие опасности подстерегали везде.

      Кошурников с энтузиазмом занялся трассированием и проектированием дороги в сибирской тайге и самолётом вылетел из Нижнеудинска в село Покровское и затем в Тофаларский посёлок Верх-Гутару. Вышел отряд с опозданием почти на месяц 5 октября. Торопились до глубокой зимы успеть обследовать белые пятна плохой топографической изученности и собрать необходимый материал для выбора направления сложнейшей трассы. Полевой отряд с грузом оборудования и продуктами питания сопровождал на вьючных оленях тофаларский каюр из кочевых таёжных оленеводов и охотников Холямов. Забирались они по звериным тропам в нетронутые таёжные дебри. Визуально изыскатель искал самый правильный проход по реке Казыр в хаосе горных нагромождений. Героическому отряду предстояло пройти 200 с лишним километров по практически нехоженым местам, без карт, наметить маршрут будущей трассы. По нему проложить железную дорогу через 700-километровый барьер труднодоступного горного хребта Восточного Саяна, вставшего поперёк пути Южно-Сибирской магистрали и соединить ее с дорогой Тайшет - Лена.

      Изыскатель отмечал удобство трассировки линии вдоль Казыра. От Верх-Гутары начался тяжёлый путь маленькой экспедиции Кошурникова. Обгоняя начало зимы, отважные исследователи с душевной силой и безграничным мужеством продвигались по безлюдной, суровой, дикой тайге и горным перевалам. На оленях, за неделю отряд достиг Казыра и двинулся вниз по реке. Погода портилась, зима наступала раньше обычных дней. Через колючие заросли по своенравным, грозным порогам, завалам и прижимам, скальным выходам, опускающимся вертикально, в русло горной реки. Под непрерывным дождём со снегом боролись исследователи за каждый метр пути. Спички размокли, от одежды и обуви остались одни лохмотья, припасы закончились, перевалы закрылись. Казыр начал замерзать. Вплотную к воде подступали скалы, а между ними - завалы из поваленных деревьев. Обходя скалы и пробиваясь через бурелом, шёл отряд, торопясь обогнать время. Бурная река катила по дну огромные камни и ломала на порогах стволы деревьев. В каньонах, где поток заключен в отвесные скальные стены, исчез мох – корм для оленей. На крутом спуске к реке, с горечью седой каюр курил трубку оставляя затёс на лиственнице. Пришлось погонщику вьючных оленей перевозивших грузы отряда повернуть назад. Идти с поклажей было неимоверно трудно. Сколотили плоты и сплавлялись по реке, но она разбивала их один за другим о пороги и появившиеся торосы. В отчаянном положении, понимая, что приближается трагическая развязка. В этих условиях инженеры выполняли свою работу на высочайшем уровне, все, пройденные 180 км маршрута. Кошурников вёл дневник, оценивая местность, подробно описывая берега Казыра, его излучины и притоки, геологическое строение намечаемой трассы, набрасывал чертежи, брал образцы породы, отмечал удобство трассировки линии вдоль реки. Слабея, выражалась чрезмерная сонливость. Стоило только остановиться и сесть, как сейчас же начинал засыпать. От небольшого усилия кружилась голова. Трагическое событие могло бы не произойти, если бы не целый ряд маленьких, на первый взгляд совершенно незначительных, ошибок. Спешка, пренебрежение опасностью, оказались не лучшие свойства в трудном походе. Не приняли мудрого решения спустить плот без людей, и собрав остатки сил в обход пробираться по скалам. Если бы при последней ночевке совершенно мокрые, они просушились. Если бы не опухли лица, руки и, главное, ноги. Если бы исследователи были немного опытнее и осторожнее.

      Дерзкий экспедиционный отряд проектных изыскателей Сибтранспроекта прошёл по горам Саян неудачно. Диким зверем река, ломая плот, задёрнула его разбитые щепки под лед. Только одному Кошурникову удалось добраться до берега, но он замерз. Поиски, экспедиции не вышедшей в условленный срок к предгорьям Саяна начались в начале 1943 года. Удалось обнаружить три мешка с вещами и продуктами. Надежда, что отряд спасся ещё оставалась. Среди таёжников ходили слухи, мол, Кошурников увел группу через границу в Туву на высокогорное стойбище оленеводов – по хребту Эргак-Таргак-Тайга. Через год после исчезновения группы 4 октября рыбак посёлка Нижне-Казырский Иннокентий Степанов нашёл останки изыскателя в форменном кителе, счетную логарифмическую линейку с инициалами Кошурникова, барометр-высотометр, буссоль, теодолит, нивелир. Под тонкой корочкой льда прилипшие к прибрежным камням листочки исписанной бумаги из дневника, где каждое слово – правда. Вот как рассказала об этом последняя запись в дневнике сделанная замерзающей рукой Кошурникова:

      "3 ноября, вторник. Пишу, вероятно, последний раз. Замерзаю. Вчера произошла катастрофа. Погибли Костя и Алеша. Плот задернуло под лед, и Костя сразу ушел вместе с плотом. Алеша выскочил на лед и полз метров 25 по льду с водой. К берегу добраться помог ему я, но вытащить не мог, так он и закоченел наполовину в воде. Передвигаюсь ползком. Очень тяжело. Голодный, мокрый, без огня и пищи. Вероятно, сегодня замерзну".

      Дневник оказался настоящим свидетелем мужества и героизма отважного отряда. Из него мальчишки железнодорожной школы узнали о судьбе жизнерадостного и всегда бодрого, весёлого инженера - изыскателя Кошурникове и его товарищей, до последних минут жизни оставшихся верными служебному долгу. Участники экспедиции погибли на Казыр-реке, не дойдя 40 километров до пограничной заставы Нижняя Тридцатка.

      Несмотря на содержащиеся в дневниках положительные отзывы Нижнеудинском направлении, строители в дальнейшем выбрали Тайшетское. Изыскания продолжил ученик Кошурникова Евгений Алексеев. В 1955 году была завершена съемка всей трассы и проведены наземные привязочные работы. На изыскании трассы работало более 20 экспедиций и партий. Несмотря на то, что теперь они были вооружены и оснащены куда лучше, чем маленький отряд Кошурникова, и на применение авиации, изыскателям приходилось нелегко в горах. Там, где олени не могли пройти, люди тащили груз в рюкзаках на себе. На самом трудном участке трассы - на переходе через основной хребет изыскатели ходили пешком в поисках наилучших проходов в горах, перевалов, удобных подходов к ним.

      Новая дорога пересекла малодоступный район Саяны, край, таящий в своих недрах несметные богатства. Два раза поворачивала на 180 градусов и проходя через тоннели и по Козинскому виадуку высотой 65 метров. На трассе дороги пробили 9 тоннелей. Самые длинный тоннель Манский 2487 метров. На подъемах к перевалам трасса строили по прижимам вдоль горных рек, пересекая крупные реки Енисей, Абакан, Туба, Мана, Агул, Бирюса.

      29 января 1965 года по построенной магистрали, из Абакана в Тайшет, прошёл первый поезд. Километраж 1034 км начинался в Новокузнецке и шагнул в Тайшет. Трасса мужества и свирепая река Казыр, по берегу которой должна была пройти железнодорожная ветка Абакан-Нижнеудинск, а не Тайшет, так и не увидели друг друга. Как пролегли бы стальные рельсы, завершись экспедиция удачно? В любом случае, люди, благодаря которым стали нам ближе овеянные легендами Восточные Саяны, достойны уважения. Развились деловые и моральные качества самоотверженных молодых ребят из Нижнеудинска, прошедших при строительстве этой магистрали школу жизни. Многие путейцы, машинисты, стрелочники и строители остались работать и жить на новой линии. Командирский корпус отделения дороги переехал из Нижнеудинска в Тайшет. Станция Тайшет стала крупным железнодорожным узлом, где ныне заканчивается трасса Южсиб и начинается Байкало-Амурская магистраль.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Ажурный виадук

      Приходил пожилой строитель виадуков, постоять на перроне, чтобы при подъеме без перил на свое детище поверить в везение. Он сконструировал железный пешеходный мост над бесконечною железнодорожною сетью. Много лет назад выстроил мост над пропастью прощания и сам стал немного другим. Мост возвышался над поездами, спешившими навстречу друг другу из далёкой тьмы. В сером дыму чёрные паровозы, вагон за вагоном мчали, шпалы обгоняя, по рельсам за счастьем. В колёсном перестуке гудели протяжно гудки. В зимнем солнечном свете восходящих лучей, ажурный виадук, очнувшись от грёз полной луны, парил в небесной глубине. Кружевной виадук искусно собранный из тонких металлических уголков и заклёпок легко подымался ввысь золотою цепью и сладко щемил бесприютное сердце.

      Конструктору виадуков были известны тайны чисел, букв, слов и мер. Набравшись храбрости с биением сердца, с улыбкой, молча из раза в раз жадно поднимался по ступенькам крутого виадука. Он любил с высоты наблюдать за жизнью. Ввысь над струями упругих рельсов разлуки на мгновенье очиститель поднимался. Прижимался к несгибаемым железным фермам. Отрадно, позабыв усталость, строитель оставался собой и смотрел сверху на роспись мира. Солнца яркими лучами блестели рельсы, убегающие от земли до небес. Ажурный виадук сиял радужной триумфальной аркой, взлетев над стальными рельсами, удивлённо, раскинув крепкие крылья. Сквозь сквозные опоры виадука и очертания долгого пути сердце для солнца строитель открыл. Время ожило в кружевах виадука, на краю металлических конструкций, ускоряло отсчёт.

      Сбросив с плеч волнение и груз расставаний, с биением сердца скользила слеза. С отдельных неровных дорог, по ажурному виадуку, никуда не сворачивая, люди держась за руки, шли по воздуху над параллелями златотканых кружев рельсов уносящих беспечные паровозы далеко к вечной надежде. Путь невесомой арки ложился иначе. Виадук время разочарования растягивал, как бесконечное видение. Глотая дым ожиданий, доверчивые люди спешили по причудливому воздушному замку прямо за иллюзорной удачей. С виадука на опустевший перрон, как будто в золотую шапку бросали мелкие медные монетки и пуговицы. Прилипая к платформе, монета дарила везение в личной жизни. Пуговица, падая на паровоз, приглашала везение. Прилипая реверсом к шпалам, монета поправляла здоровье. Прилипая аверсом к рельсу, меняла жизнь в лучшую сторону. Если пуговица застывала на вагоне, уезжала она за удачей. С виадука отражаясь в злате лучей закатного солнца, перрон из кипарисовых досок был похож на икону с мелкими грошиками.

      С надземного пешеходного моста над железнодорожными путями глядя на солнце в ярких видениях, поцелуи удачи терялись в годах. Сияли солнечные брызги вечерней зари сквозь небесные витражи в истязаниях прошлого, в миражах воспоминаниях встречающего времени. Мерцали образы мечтаний о прошлом – настоящем, тревожа сердце. Строитель бросил монету в оправдание, а может на счастье, но загадать не посмел желание. В чистом небе гадания блеснула монетка расправленными крыльями. Крутясь безразлично, монетка попала в столб, отскочив, задержалась на опорах моста и полетела ребром в щебёнку. Строитель виадуков, понял, что монетка-копейка легла на медное счастье. Монетку на счастье подняла убогая побирушка грез. Бездомная бродяжка возвращалась с края заброшенного перегона сюда вновь и вновь. Она сделала остановку у вокзального виадука. Сочиняла, фантазировала и завязла в роли прислуги. От встречных людей мелочные иллюзии принимала. Побирушку грез звали позабытая любовь. Милосердные пешеходы из будничных дней бросали судьбу ей под ноги. Бессердечные прохожие с виадука бросали бедняжке любви замечания. Упреки, злословие и порицания не слышала любовь. В сладостных грезах не было горя, злобы, серости будней и слезок. Она мечтала отдать частичку себя доброму сердцу и в нём поселится навечно. Воображала в добром сердце лаской согреться в зимнюю стужу и чёрную ночь.

      Очнувшись, попрошайка грёз с милосердным грошом до орбиты подзаборной звезды в угрюмой реальности готовилась стать безденежным счастьем. Нищенка любовь сутулая, хромая, взяла и взошла по высоким ступеням на виадук, как в небесный храм. Все гроши грёз, что за день собрала, веером высыпала с высоты на перрон вокзала. Под тяжестью медного металла обрушилась чёрствая часть отчетливой тени во влюбленных сердцах у людей, и исполнились все их желания. Она знала пути к осуществлению людских мечтаний. Любовь показала все направления, и правильный выбор люди сделали сами, прислушиваясь к тому, что говорило очищенное сердце.

      Жизнь виадука продолжалась над невзгодами и суетой поездов спешивших по железным нитям в неведомые дали. В поезде времени топ - кран не нажимали. Чувств бедной любви неразумные люди в реальности не разделяли. Платили за трепетность и верность непониманием. Судили других за ошибки строго. Ссоры, обиды не забывали. К примирению с милыми теряли мостик, над трудностью страданий дороги. Продать успели любовь за ломаный, фальшивый грош. Слезу смахнув, жалкая любовь уносила мечты разгоняющие печали из волшебных снов. Уносила сладкие грёзы сирая любовь по нечёткому жизненному следу серой бессмысленности хрупких нисходящих ступенек.

      Романтик вечный, строитель виадуков чувствовал себя виноватым за предательство чёрствых людей. Ошибку понял. Ускользала любовь. Надеялся сердцем, что время замрёт, и над виадуком вспять пойдёт. Позабыв на время терзания прошлого, сердце строителя виадуков в немых и тщетных слезах просило новой счастливой встречи, не давая высоким желаньям остыть. Боясь равнодушных людских взглядов тайную радость ликующей арки, носил с собой в сердце. Строил в своем сердце триумфальную арку путешествий в сладкие грёзы над стальными путями разлуки. Арку победы любви над призраком забвения и сердечных мук, где любовь назначит свиданье. Строитель виадуков реально построил своеобразный мост от безумия тоски растерзанного сердца к надорванному сердечку. Между ведением и реальностью тонкий мостик мысленной связи, сокращающий для любви расстояния. Строитель построил торжественный свод понимания, по которому можно было с другой стороны пугающей грязи каждому встречному, короткой дорогой назад вернуться и открыться любви заполняющей сердце счастьем.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Призрак поезда

      В детские годы я собирал монеты и среди коллекционеров имел много друзей. Эйфория поиска, нахождение заразили меня. Радость изучения и секреты очаровывали. Среди собирателей монет ходили фантастически редкие золотые царские монеты, которые выпускались в XIX веке. Большой популярностью у Нижнеудинских любителей нумизматики пользовался Царский золотой червонец Николая Второго и их для обмена приносили случайные ребята. У меня не было средств, приобрести такую монету, и я упорно интересовался, каким образом им так повезло. Все счастливые обладатели хвастались, что нашли золото Колчака вдоль железнодорожных путей, за западным переездом и у песочного карьера. Я заболел золотой лихорадкой и стал часто видеть сны про денежный талисман, притягивающий деньги и удачу. Интерес к золотым монетам превратился в увлекательное хобби. Захлебнувшись восторгом, я читал истории и тайком ходил от стрелочного треугольника, на рельсах которого под арестом белочехов стоял золотой эшелон адмирала, вдоль пути. Я действительно находил медные полушки и копейки. Дела копить и собирать у меня шли не очень успешно. Коллекция моя росла с трудом и не приносила дохода, но я научился коллекционировать мифы и впечатления.

      Путейцы заметив, что я ищу золото Колчака, полу шутя, полу всерьёз, рассказывали мне о странном ощущении проносящегося мимо эшелона. Раздавался стук колёс, тряслись шпалы и дул ветер вослед прошумевшему составу в восточном направлении. Сигнальных огоньков было не видно. Стрелки сами лязгали. Не возможно было, вскочить на подножку золотого эшелона в таёжном молочно-белом тумане. Отряхнув объятие хладной ночи, эшелон по любому полотну проезжал, золота ярким светом рельсы озаряя. Распахнутые вагоны полные холодного блеска царского золота мечтали пробиться сквозь черную пустоту бесчисленных гор в Монголию. Ледяное золото грезило не отражать, а прогоняя темноту мерцать звездой, светить и гореть изнутри. После прохождения призрака поезда, падали желтой кровью монеты, не удерживаясь на рельсах, осыпались, а к шпалам прилипали, застревали в щебёнке. На путевом полотне мерцали, как ночные светлячки золотые монеты Царской России. Красивые империалы и полуимпериалы, золотые червонцы, полтины и русы, настоящие, такие, блестящие. Бедные старики и дети, волею судеб проживающие в страшной нужде ходили по железнодорожному полотну с перегонов и опорных пунктов в аптеку, на почту за пенсией и в школу, чтоб учится и дальше жить, и случайно находили монеты на счастье. По этой ветке шли обычные поезда. Машинисты, ведущие составы, золотые царские монеты не замечали. Блеска золота в грязи не видно было. Для материального благосостояния, богатства и торговли жадных людей монеты терялись под колесами поезда. Алчные и ненасытные люди далекие от совершенства тщательно искали монеты пробираясь по железнодорожной насыпи, собственных желаний тумане.

      В Николаевских золотых монетах запечатлена в драгоценном металле история огромной империи, рухнувшей в одночасье. Не хватало для всех места под щедрыми лучами ласкового Солнца. Луну затмил обман огненно-красного дыма в мрачном небе пустоты. Столетие мчится вперёд поезд призрак, колесами опираясь на мифы. Иногда проезжает по перегонам чёрный паровоз с пустой кабиной машиниста, походный штаб-вагон с наглухо задвинутыми шторами, пульмановские вагоны с золотым запасом и открытыми прозрачными дверцами. Заметая следы, не останавливается на нейтральных станциях, у семафоров, не берет пассажиров. В литерном поезде разочарований, адмирал думает о смысле жизни и продолжает чеканить царские монеты. Он забрал с собой штемпеля для чеканки с Монетного двора сразу после революции. Адмирал чеканил монеты Николая Второго для нужд Белой армии в огромных количествах в тяжелые годы Гражданской войны. Золотые червонцы с профилем императора были необходимы для торговли со странами запада. Вложение денег в монеты эпохи последнего императора гораздо было более выгодно, чем, в золотые слитки. Николаевские червонцы стоили гораздо дороже, чем золото, из которого они отчеканены. В темноте тихого безмолвия адмиралу снились пророческие сны о благообразном и серьезном Самодержце. При постоянной нестабильности мировой экономики инвестиции в золото самые надежные. Возможно, смысл жизни адмирал видел не в казенном русском золоте, а в вечности. Замирал, гудок эшелона на небольшой остановке, но не у перрона, а в глухом полутёмном тупике с упором поворотного треугольника.

      Цена блестящего и искрящегося золотого эшелона не для всех одинакова. Рыцарски благородный, прямой и честный адмирал дал обет не прикасаться к деньгам и определял цену золота отношением к нему. Не случайно ему досталось неразменное золото для осуществления высоких желаний. Человек долга чистое золото спасения не разменял на фальшивые деньги соблазнительных благ и дешевый покой. Бестолковая сделка не получалась. Истинные ценности мира честь, любовь и слава, не покупались и не продавались. Презренный метал, рассыпался мусором из золотого эшелона направо и налево. Адмирал не поднимал упавших денег. Заветные золотые монеты чеканкой очищенные обладали способностью из стынущей жизни возвращаться обратно в золотой эшелон.

      Подвижной состав несбывшихся надежд со счастливого пути следовал иногда на другой путь. Для него не существовало расписаний. С главного пути и примыкающего, и вновь по круговому маршруту. Золотой эшелон бродит по Великому Сибирскому пути к краю неба, спеша и никогда не доходит до пункта назначения. Суеверные обходчики станции Нижнеудинск, иногда видят стоящего бледного адмирала с золотым оружием – кортиком, у окна штабного вагона. Обладатель огромных золотых ресурсов выходит на рельсовый путь. Слышат путевые обходчики на шпалах чеканные шаги. Со скрежетом металла опытный полярный исследователь переводит вручную стрелочный перевод и соединяет пути. Съезд из двух стрелочных переводов и соединительного пути уводил от шумной повседневной суеты. Перекрёстный съезд перевёл адмирал с Великого Сибирского Ледяного похода по призрачному пути. Стрелочный указатель, показал в каком направлении, укрыл адмирал золотой запас империи и превратил эшелон в невидимку, увозящий из чистого золота не разменянный империал.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Разворот к счастью

      Малышом я произнёс свое заветное первое слово в присутствии мамы. Весь алфавит выучил вместе с ней и прочел свое первое слово. Не случайно оно было написано на паровозе. Мы жили в доме рядом с железнодорожными путями поворотного треугольника с тремя стрелочными переводами, криволинейными ветвями и тупиком с упором. Днём и ночью по этим рельсовым полосам разворачивались паровозы локомотивного депо. Паровоз заезжал, у моего дома переводилась стрелка, и поезд с разворотом на 180°возвращался на станцию, но уже на другой путь. Я улавливал все звуки и слова, запоминал сочетание предметов и названий и пытался кое-что воспроизвести. Многосильный паровоз тайным зовом влиял на живое общение. Паровоз умел думать о станциях, о рельсах, о депо, перегонах, погоде, стрелочном переводе и о пути. Смотрел паровоз вперед, в движении надеясь встретить смысл жизни. Совершенно неожиданно для всех я болтал с ним, когда он притормаживал. Огромный паровоз торжественно, как в сумрачном бирюзовом храме отсвечивал прыгающими светящимися знаками. Пыхтел паром, гудел чугуном, дрожал буферами, блестел рубином звезды, сигнальными фонарями и фарой. Свистел, скользил сцеплениями и курил трубой. Махал бледно-жёлтым флажком, клубился водяным паром. Романтик дальних дорог трудно дышал и торопился от стрелки по напряжённым стальным лучам со шпалами к поднятым семафорам.

      Паровоз удивительно влиял на мою речь. Рассматривая локомотив, я набирал фразы. Сидел, смотрел на удивительную живую машину и вслух называл загорело-золотые буквы "р" "о" "л". Под диктовку прекрасных сил делал невероятно сложную мыслительную операцию. Узнал буквы, сделал паузу и произнес звуки. По звучанию опознал слово. Думал. Пыхтел, как паровоз и осенило. «Роленков» была написана фамилия машиниста на кабине локомотива скорого поезда Москва-Пекин. Мой словарный запас стальной паровоз очень сильно увеличил. Самые любимые буквы были из фамилии машиниста открытым чистым сердцем тонко понимающего паровоз. В стеклянных глазах паровоза он мог прочитать печаль и счастье на двоих. Взаимосвязанные сердца их всегда были в пути на горящий свет. Они часть единого целого и вместе видели в картинках лазоревые рельсы, самое синее надзвездное небо и неземные сны.

      Богатства в те времена хворали обнищанием. В чужих успехах и истины метаниях среди золы сталь рельсов, ведущая к счастью, блекла. Машинисту разворотный треугольник предлагал выбрать путь или к совершенству или к счастью. Не просто постоянно возить грузы, людей, толкать и тянуть за собой десятки вагонов, но дождаться успеха или самому делать свои дни счастливые. Машинист, прекрасно сам сочинял счастливые дни, и они ему улыбнулись.

      Романтик чистой пробы машинист носил знаки различия - лычку, обращённую углом от плеча, и три звезды, первого класса квалификации. В центр азиатского материка, где ходили, горбами покачивая, только верблюды, звёздный миг отправляли лучшие паровозы и отличных машинистов. Обладающих отличным зрением машинистов, цветоощущением, точным глазомером, острым слухом доверяли трудную работу. Связанный с движением поездов большой массы, с высокими скоростями, в любое время суток и года, машинист сердцем не мог обмануться. Наблюдал за положением стрелок, показанием сигналов, сверялся с показателями давления в тормозной системе. По приборам видел, какая скорость разрешена на незнакомом участке, слушал голос, уведомляющий о приближении путепровода, переезда или моста. Машиниста не тянуло на курорт. Его манили Гобийские скрытые тайны для будущего, в прозрачно чистой дымке краски чёрного щебня, такие не видели обычные люди и искатели сокровищ. Сохранял хладнокровие и самообладание в сложных и нестандартных обстановках, если зимою в пустыне минус сорок и солнце смерзалось с песком. Летом жара горше горечи становилась за плюс пятьдесят. Принимал правильные и взвешенные решения, всегда смотрел машинист вперед, изредка оглядывался назад и мельком бросал взгляд, по сторонам рассматривая наследие солнечной династии. Первым уехал строить Трансмонгольскую железную дорогу, полностью меняющую древний мир полной изоляции. Шаг за шагом, за шагом – шаг по новым шпалам и рельсам, начиналось испытание горячего дыхания пустыней. Для увеличения надёжности состава с большой грузоподъемностью возглавлял своим паровозом. Они отстаивали свою правоту, не могли пойти врозь и катились одной дорогой. Машинист надеялся на мудрость и веру. Паровоз старался демонстрировать силу водяного пара. Бледное небо, как будто высохло на жалящем иглами солнце. Иссохший песок стекал, как вода с паровоза. Из нутра пустыни смотрела ничем не занятая пустота.

      В зыбких песках утопало пугливой монетою колеблющееся солнце. Песок скрипел на зубах, резал глаза. Горячий ветер опалял лицо. Воздух вокруг плавился, колыхался обжигающим маревом. Машинист, не стонал, не жаловался. Чем дальше он продвигался вперёд, тем дальше становилась пустыня, иссушающая его чувства. Он не отдавал себе ясного отчёта, где кончается его путь. Он находил силы, чтобы идти, идти без конца. В движении по покрытой тайной бесконечной пустыни Гоби надеялся, встретить смысл своей жизни. Пугаясь очередными миражами, где барханы превращались в топи, наш машинист и паровоз искали здесь хранилище знаний, прекрасный оазис, саму осыпанную счастьем Шамбалу. Веря, что в пустыне зацветут сады, и в сухих руслах рек заплещется вода. Раздвинув засов сердца, крылья росли из сутулой спины паровоза.

      Машинист мужественно, отважно прокладывал новые пути по горам из зыбучего песка и, наконец, на китайской границе в юрте посреди песков остановился. Осмотрел паровоз с длинною вереницей вагонов в обожжённых солнцем барханах у горла скал. Здесь, среди копыт верблюжьих отпечатков жизнь шла своим чередом, почти не меняясь на протяжении многих тысячелетий. С яркими впечатлениями ездил первопроходец по экзотическим субурганам и пагодам кочующим племён, через глухие чащобы пустыни до маленького монгольского приграничного с Китаем городка Замун-Ууд, сомонного центра Восточно-Гобийского аймака.

      Пути Монголии подобны разномасштабным и единым узам бездонного космоса. Стальные лучи упрямо и насквозь вывел машинист из Дорожных ворот через хребты и отроги на прямой горизонт чёрного сухого неба необъятной пустыни. Стирала лента дороги грани между пустыней и полуразрушенными остатками вьющейся хвостом дракона Великой Китайской стены. Хотелось быть лучше всех, радостней, богаче и с каждым мигом чуточку умней. Снова стать частичкой целого, живого, мощного, мчащегося паровоза. Почувствовать единство внутри, снаружи и в самом себе. В родном бешеном ритме вращения движущейся махины посреди пустыни быть собой довольным. В полу вдохе и полушаге осознанно реализовывался на пути. Больше не задумывался над смыслом жизни. Возможно, чарующая магия смысла жизни в зрачках менялась. Сердце тосковало и остро вспоминало утреннюю росу, ароматы чудных трав Сибири и лучезарные улыбки детей. Отчаянно захотел машинист опять вернуться на тот, ведущий к счастью, разворот. Протягивая руку счастью с середины пути, машинист заключенной в объятия пустыни, поспешил домой к разворотному треугольнику, где его ждали с женой маленькие ребятишки Роленковы Серёжка и Бориска. Машинист вёз им подарок дороже злата караванов, часть пустыни Гоби, издание Сокровенной истории Монголии и рукавички из верблюжьей шерсти хранящие тепло.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Звёздный обелиск

      Звёздный обелиск в виде граненого, сужающегося кверху столба, был памятник Героям Революции. Это был отличный композиционный акцент в архитектурном ансамбле сквера, улиц, домов и путей железнодорожного поворотного треугольника. Памятник-обелиск истории и культуры ещё был проводником на определённые улицы. Рукотворный монумент из высокой бетонной конструкции, состоял из нескольких сегментов, шестигранный в сечении. Стоял обелиск в центре сквера, вблизи зданий, на перекрестке транспортных потоков. Вершина обелиска имела пирамидальную форму и венчалась пятиконечной звездою. На гранях обелиска не было никаких рисунков. Звёздных высей письмена отпечатались на надписях у подножия обелиска. Капли росы слезами падали с неба. Под рассветным бледным небом, будто по правой и левой щекам, росою проливались памяти слезы.

      Словно над ковчегом в молчании голову склоняя, пролетали звёзды подобно страницам минувших эпох. Синь чудесного неба, рыдая, стонала по падающим звёздам на крылья гранитных плит. Древняя тайна в изваянии представала из очарования в яви. Взошла безбоязненно ранняя звезда перед восходом. С отливом перламутра обелиск тянулся к провозвестнике золотого счастья, утренней звезде. Часовой видел дальше и чувства смутные стали ясней. В небесном своде меркли бесследно созвездий брильянтовые узоры спаленные солнцем. Исчезли все звезды, а красавица утренняя звезда все светила и светила на ярком фоне утренней зари над обелиском.

      Золотом с тонкой линией алой переливалась звезда обелиска в лучах восходящего солнца. Обелиск был загадочный часовой Солнца. На вечных часах утренним солнцем объятого обелиска по теням определял время. По наименьшей длине его тени, в полдень, определял угловую высоту Солнца. Этот часовой механизм, был дан для самоуправления по плавным линиям рельсового путей. Направление на север наблюдал по направлению тени в астрономический полдень. Обелиск напоминал о живительной силе мечты.

      Солярный астрономический визир глядел в небеса, иногда опуская глаза на безымянную дорогу. Рядом с обелиском на земле лежали шпалы и рельсы соединённые стрелочным переводом. Ждали стрелки с нетерпением сигнала. Проходила минута, всходила заря. С утренней светлой звездою любовь вставала. Скитающимся составам хотелось вдруг летать, не зная проблем. Стрелки сердца переводил вручную и от часового прожитых дней направлял паровозы на нужный путь. Эту грань неожиданных поворотов обелиск видел. Он понимал правила перевода и устройство стрелочных переводов, запирания стрелок, назначение стрелочных замков и тормозных башмаков.

      Обелиск позволял блуждающему подвижному составу забывать о том, что было и переходить с примыкающего пути на главные рельсы. Стрелочник разворачивал желтый флажок, и молча странствующий паровоз, захлебнувшись лучами, шёл прямо в восходящее солнце. Сворачивал желтый флажок и заблудившийся порожняк шёл на боковой путь, сжимая свое бездолье. Маневровый паровоз, не сбиваясь с пути, кружился, мигая хвостовым сигналом в житейской суете.

      Светила тускло звезда обелиска. Скорбный обелиск собирал коллекцию слёзок. Слезы ото лжи и не понимания. Слезы от счастья и любви. Слезы от встреч и расставаний. Уходили заблудившиеся добрые люди, как уходят в небо грустные звёзды. Безутешными слезами залитому обелиску подъезжали два звёздных паровоза по рельсам и давали салют, долгим гудком провожая в последний путь почётных железнодорожников. Горечью скрученные сердца на куски рвались, тяжело расставались. Больше назад не вернуть улыбки и глаза искренние. Скорби слеза скатилась по щеке, не оглядываясь назад. Горькая слеза старенькой мамы, прошедшей путь по жизни нелёгкой. Небо слезы считало, каждой капле слезы сползающей из выцветших глаз, самого-самого человека родного. В страдальческих слезах отражался мир, и сухонькие пальчики, что дрожали и болели. В печальных слезах отражалось и то, что приснилось ночью. Беззвучно, без надрыва слёзы жгучие украдкой роняла вечерняя звезда. В капле слезы, словно маленьком зеркальце отражался обелиск, обычная железная дорога, небо немножко и закатное солнце.

      В сумерках над обелиском в еще не потемневшем небе загоралась счастливая вечерняя звезда, в синюю бездну вплетаясь. Закатное солнце окрасило фиолетовый бархат неба золотыми орнаментами рассыпанной звёздной пыли. Яркий чудный свет был прекрасен, унося всё минувшее прочь. Дивный свет попутно зажигал отблески красные семафоров вдоль стального пути и паровозные фонари, отмеряя жизни расстояния.

      Золотые закаты сгорали дотла в таинственной красоте. Хотелось быть распахнутою частичкою бирюзового звездного света. Любовь, это явь иль, всё-таки, сновидение или чарующий обман? Ночью стальные магистрали светили заманчивыми фонарями с цветом желтым и молочно-белым. Среди тёмных шпал на рельсовой стали, звезды выводя из грёз, долго-долго розовым жемчугом блистали. Мечты и сновидения от неба и до дна, насквозь пройдя, к кромочке неба в закатном солнце уводили привычно шедшие поезда знакомым ходом. Расстилалась неизведанная вечность алмазным блеском негасимым у не дрогнувшего пьедестала. Часовой времен не пятился назад и не открывал долгие дороги против часовой стрелки. Стрелки близились к нулю, а он совершал чуда из чудес. Ждал и восходящее солнце над обелиском любви соизмеряло все времена. В безмолвии растворившегося времени прозревшая стрелка перевела привычный курс на счастье и любовь.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Сцепщик вагонов

      В мои детские годы на воинскую площадку станции Нижнеудинск несколько раз в год прибывал железнодорожный состав, предназначенный для медицинской помощи тем, кто живет в отдаленных уголках Великого Сибирского Пути. В жару, и в лютые морозы вагоны на вокзале сцепщик составлял поезда спасающие жизни. В составе были паровоз, переоборудованные пассажирские в консультационный и диагностические вагоны, аптека, лазарет, кухня, вагон для персонала. В конце состава с нарисованными красными крестами был вспомогательный вагон с дизель агрегатом, для энергоснабжения.

      Все вагоны жили по своим законам, сцепщик сцеплял и расцеплял вагоны и паровозы, встречал и в путь отправлял. Вне пространства перрона стоял забытый вагон-церковь, тяжело поскрипывая. Сцепщик вагонов помнил 1897 год и прибытие первого поезда на станции. Счастливый он размахивал то красными, то желтыми флажками. Передвижная церковь, построенная во имя великой княжны Ольги Николаевны, была в составе первого поезда и использовалась для освящения строительства новых станций и перегонов. Вагон милосердия заблудился на сортировке времен, но многое по жизни видевший сцепщик в 1941 году прицепил его к военно-санитарному поезду.

      Сцепщик поехал на фронт в этом вагоне, сопровождая санитарный поезд. Долго просил отправить его на передовую. После контузии и ранения в беспредельной бойне были скитания по фронтовым госпиталям. Пуля вошла в лёгкое. Кисть была повреждена, ампутированы три пальца. Военной санитарной летучкой был доставлен в наше тыловое здание родной девятой школы. В ней размещался эвакуационный госпиталь военного времени, в котором принимали, размещали в палатах-классах, оказывали медицинскую помощь нежными руками и лечили в бинтах измученного ранениями сцепщика и бессильных больных. После фронтового ранения, он войной обожжённый, вновь убегал на передовую. Его возвращали и до окончания Великой Отечественной войны с военно-санитарными поездами, он эвакуировал раненых с фронта.

      Сквозь время, сквозь морозы и лазурные грёзы бежали поезда. Паровоз приглашал гудком нас длинным. Учителя школьную детвору гуськом водили по разным вагонам санитарного поезда проходить суровые медосмотры. Молоденькая сестричка и престарелый доктор все организмы просветили. Искали бронхит, очаговую плешивость и близоруких с белыми языками. Искали в легких шипение, плоскостопие, шумы на сердце, а также почек воспаление. С врачами мы не скучали. Терпели мы стеснительные, прививки и уколы. Слегка заикаясь, дружно орали у микроскопа в первом вагоне, что жалоб нет.

      Очнувшись от нашатыря санитарного поезда, старался угадать, ели в поезде счастливый вагончик. У смазчика, обходчика просил подсказки. Не вымолвив не слова, забрался по крутым подножкам в самый-самый последний вагон. На серой стене висел календарь с Николой зимним, рядом икона Яблочный Спас. Сцепщик постарел и превратился в седого старца. С наградной медалью «За оборону Москвы» на чёрной рясе сидел он у икон алтаря. Светлей озёр взгляд старца каждый миг был разный. Лик его как будто сиял добротой, а иногда был задумчивый и как бы строгий. Старому сцепщику стыдно было смотреть на падение земных и небесных миров, когда разрушились мосты между ними и родные становились резко чужими. Мне казалось, что он видит и мои не очень серьезные поступки. Меняющиеся взгляды глаз святых с икон с алтаря движимые светом тоже доискивались до причин моих движений сердца. В этом старом вагоне полном икон, с молитвою и постом, ездил старец по стальным магистралям немало. Не из окна видел, как эшелоны с новобранцами бомбили самолёты. Помнил фронт, казармы, крепости, потери, разрушения и победы. В мирное время, залечив душевные раны, сцепщик стал ездить в санитарном поезде на самые дальние перегоны тепло поздравлять и лечить пожилых ветеранов. В смутных отсветах и отблесках полузабытых прекрасных лампад и икон успевал помочь добру. Дарил частичку сердца тем, кому трудно и сироте и старику. Богословием икон утешал вдовьи слёзы, отогревал развращённые сердечки потерявшие счастье. Делал все, чтобы ссоры, раздоры забылись. Освящал вербы и куличи. Неравнодушно совершал крещение сирот, младенцев брошенных на вокзалах и глухих перегонах. Девочкам давал запоминающиеся имя Ольга, а мальчиков называл Николай. Тёплая лампадка грела неухоженные сердца сиротинушек у золота икон.

      В передвижном храме совершал с заплаканными слезами панихиды по усопшим воинам-землякам, сложившим свои головы на полях сражений. Слова старца грели дыханьем и звучали особенно торжественно в старинном белом стальном вагоне. Отмолил, отрыдал он друзей защитников смелых из танков расстрелянных и захваченных в плен. 9 мая особо поминал усопших воинов, за веру, Отечество и народ. Отрыдал, отмолил и врагов, которых мы не видели. Утрени и обедни совершал на перегонах под перестук колес мимо несущихся скорых поездов. Кадилом благоухал в белых нитях ладана у сердец с трещиной. Поминальные свечи плакали воском, слеза за слезою, источая тепло. Бездомной безотцовщине, слепой судьбой захваченной в плен, в тамбуре, в дар с бедностью и благодатью оставлял не чёрствый хлеб.

      Под стук колес за стеной проходивших поездов, вагон укрывал и спасал ангел крылатый. С вагоном, наполненным любовью, может быть, старый сцепщик связывал и наши детские сердца бессильной любовью. Возможно, я наивный и беспечный, вскоре буду человечный, способным сердцем этот мир познать. Не всё мне было понятно и не всё мною было разгадано. Хотелось не ошибаться, а чуточку стать проще и мудрее. Уходил молча, не прощаясь, из жара пристальных и печально-грозных взглядов древних икон медленно на перрон с маленькой искрой в движении сердца.

      Оставив жить нас выбирать судьбу по правилам сложной жизни. Как будь-то, завтра встретится, вновь должны соединенные сцепщиком миры, притворно гудел, длинный паровозный гудок разлучаясь. Медленно со скрежетом и стоном от воинской площадки, минуя перрон, поезд уплывал вдаль на перегоны встречать восходы. В беззвучном рыдании на дальних запоздалых перегонах ожидали вагон милосердия, в котором тайной улыбкой внутри светится огонёк свечи.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Обходчик пути

      Задумчивый шёл я по шпалам, как всегда по своей колее в школу. Блестела стальная полоса, не верил я в случайные совпадения. Неожиданно луч восходящего солнца окрасил сияньем иконным, словно в глубине сознания забытый путейский переулочек. Старенький домик №1 одиноко притаился у тупичка между насыпью железной дороги и краем каменистой реки Уват. Густые кусты сирени распускали цветов лепестки над не зарастающей стёжкой. В лазурной красе наугад летели облака над ласточкиным гнездом и седою крышей, отражаясь в реке и росе на заре. На пустыре огорода, размеренность царила и осевший покой. В речке чистой гольяны играли в прятки с пескарями. Из родничка случайные прохожие пили хрустальную воду через край. В покосившемся домике, тепло и уют хранящем, жил старый обходчик пути.

      Вздрогнул вагонами тяжелый состав. Заскрипели стальные тележки на рельсах и проплыли надменно мимо. Жалобным стоном ответили столетние сосны. Под металлическим мостом в пене прибывала вода. Уходили рельсы, не обрываясь к горизонту. Непризнанный хранитель путей, размахивая фонарём, шёл вдоль синей рельсовой стали.

      Одинокий старик всю жизнь проработал по уходу за путём на закрепленном участке. Непризнанный ангел-хранитель путей, размахивая фонарём, шёл походкой неспешной вдоль синей рельсовой стали. Пенсионер стоны рельсов слышал. Как любой работник железнодорожного транспорта, по привычке осмотрел состояние верхнего строения пути, искусственные сооружения, земляное полотно. Стараясь выявить неисправности и, по возможности, их немедленно устранить.

      Каждый день он обходил пути от станции Нижнеудинск до Курятского переезда. Добивал костыли, делал протяжку стыковых болтов и красил маячные шпалы и пикетные столбики. При выявлении неисправности пути, угрожающей безопасности движения поездов, и требующей ограничения скорости или закрытия пути для движения поездов, путевой обходчик, предпринимал все меры к остановке поезда или к приведению скорости движения поездов к соответствующему состоянию пути.

      Полотно в порядке, посторонних людей не заметил одинокий старик. Безмолвно полвека топтал бесчувственные камни щебёнки возле шпал, смазал стрелочные башмаки и переводил стрелки от тупика к путям. На распутье путей я и обходчик встретились.

      - Куда путь держите? – спросил я. - Здесь дорог много.

      – Иду по моему жизненному пути, - сказал обходчик. – Слежу за сохранностью.

      - Разрешите мне пойти рядом с Вами? - спросил я. – Нам по пути.

      - Осматривай, - сказал обходчик. - Я подстрахую.

      Каждый шаг мы вместе упрямо отмеряли надеждой и тревогой, в походе за мечтами, по сторонам поглядывая. Рельсы регулярно проверялись путейцами, но были дефекты, которые трудно сразу обнаружить после частного случая толчка. Обходчику показалось, что заметил излом рельса. Он подошёл ближе и всё осмотрел. Рельс не лопнул, торец был штатным. Выявилось ослабленное крепление стыковых болтов. В этом месте мог произойти угон пути и увеличение стыкового зазора. К вольному обходчику вернулись все страхи, накопленные во время своей предыдущей жизни, с сомнениями и неудачами. Даже стальной рельс может лопнуть. Он вспомнил трещину в рельсе шириной в два сантиметра. Прекращалось движение по перегону. Он сообщал в дистанцию пути. Проверил возможности объезда повреждённого места.

      Столкнулся с ошибками, совершенными им в прошлом. Он испугался и стряхнув с себя оцепенение, стал срочно ремонтировать путь. Страхи и сомнения закончились. Обходчику возвращалась радость, спокойствие и гармония. Движение не остановили, аккуратно пропустили вагоны под присмотром специалистов. Аварийная быстро оказалась на месте, все починила без простоев. Паровоз осторожно двинулся вперед. Схода подвижного состава не произошло.

      У каждого участка пути есть свой хранитель. Он молча следит, чтоб не случилось несчастье. Странный обходчик с болью в суставах старался жить мечтой, и быть счастливым и нужным даже сталкиваясь с трудностями и со своими страхами. Мечта помогала ему путешествовать по путям своей прошлой жизни. Чтобы жить, обходчику необходимо было мечтать, и тогда, он понимал, что кому-то нужен. В итоге это позволило ему быть счастливым.

      - Волшебник безопасности, - сказал я. – Вы добрый хранитель путей.

      - Не моя заслуга, - ответил обходчик, - О трудностях на этой дороге написано в инструкции. Я выполнил то, что помню наизусть. С этим может любой справиться.

      Вдалеке безвозвратных часов состав пыхтел, гудел, гремел, вздыхал тяжко. Раздавались паровозные свистки. Лепесток сирени золотистый, дыханьем бездонной вечности падал на краешек рельса. Треснутой ставнею и шторкой колышущейся домик, из путейского переулочка, подслеповато смотрел, как диск солнечного заката соединял небо и тайгу покрытую мхом. Казалось, покосившийся домик, хранящий тепло и уют, приоткрыл кривую калитку, кого-то ждал. Вдоль железных рельсов дороги по ступенькам исхоженных шпал, тяжёлой поступью давно минувших дней, узнанный ангел – хранитель не задув фонари, восходил к горизонту.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария