С ранних лет я мальчуганом ежедневно ходил по переулочку снежных голубей, между деповской котельной и огородами, рельсами путей, сторожкой с дымящей буржуйкой, Никольским храмом и кулинарией. Вдоль переулочка расположилась кулинария, состоящая из двух пристроенных друг к другу зданий. В деревянном домике продавали готовую продукцию и её двери выходили на улицу Масловского. Пекли и ночью продавали через оконце горячий хлеб во втором, каменном здании, которое прижималось к церквушке, тупичку подъездных путей и котельной. На окнах богоприютной пекарни и на крыше, чуть выше лазурного неба, всегда сидели голуби, отмываясь до белых перьев. Крошками хлеба кормили курлычущих птичек, заботливо пекарь, дети и прихожанки, проходившие мимо в церквушку. Благодарные и чуткие горлицы, вокруг переулочка, дружно кружили, словно зримые ангелы, шептали подсказки на трудном пути. В спешке, спотыкаясь о шпалы и рельсы, по лабиринтам, закоулкам и перекресткам деповских цехов, чернорабочие пробегали на работу и домой. Поэтому у кулинарии всегда стояли хрипло просящие милостыню нищие и маленькие, ласковые котята. На вековечной кулинарии весела видавшая виды гордая вывеска «Свежий хлеб».
Старая кулинария дымила старенькой трубой, работала без выходных, в праздники, днем и ночью, снабжая хлебушком деповских рабочих и их семьи. В ней не продавали консервы, махорку и водку. Пекарь теплыми руками в ней хлебушек выпекал, запекая в него часть своей души. С детской радостью я вдыхал теплый запах сытных булок, душистых батонов и свежего ржаного хлеба вперемешку с полынным духом. Это был запах железнодорожных просторов и воли. В живом румяном хлебе чувствовалось замешанное дыхание золотого зерна, душа васильков и брусничных полей, прозрачных родников, неба глубина, солнца свет и нежность доброй матери моей. Всесилен был запах свежего хлеба. Сдобную выпечку добрые пекари продавали днём, широко раскрывая двери, а ночью горячий хлеб через маленькое с решёткой оконце. Стучали в закрытое белой шторкой оконце, и оно открывалось. Из родного и милого окошечка кулинарии благоухало знакомым с детства свежим хлебом и особой теплотой. В кулинарии дышала хлеба душа, чуть с кислинкой, чуть с надеждою, чуть с добротой. Запах хлеба насущного ароматом надежды растекался под ночными звездами, гулким улицам, цехам и станционным путям. На аппетитный запах останавливались даже трудолюбивые паровозы, дрезины и мотовозы. Со станции товарной и цеха эксплуатации, не насытившиеся мужики, проторенною тропкой, подбегали забрать хлебушек душистый вкусный с хрусткой корочкой. Подъезжали дежурные наряды, уплетая мякиш за обе щеки. Оценивал вкус хлебной краюхи с подрумяненным верхом слегка навеселе загулявшие прохожие. Дворовые и бродячие знакомые и не знакомые собаки с лапами в грязи мирно сидели на пороге, глядя куда-то, вдаль пути сквозь семафоры.
Днём тёплая кулинария пахла свежими булочками и ванилином. Пекарь в свой адрес слышал много ласковых слов. Налетал трудовой народ на пышки с мёдом, калачи, баранки, творожные ватрушечки, плюшки с запашком душистым. С пылу, с жару пышные пирожки с капустой, вкусные пирожки с картошкой на бегу прихватывал за поджаристый бочок зубами. На праздники для гостей искусно пекли толстые пироги с липучей начинкой. Не часто, а к аромату цветов, для именинников и звонкой радости внучат любимых, заказывали с чувством и с любовью торты. Желая чудным вкусом насладиться, покупал инженерный народ с розовыми щёчками и животиками, хрустящие и сочные пирожные слоёные, песочные. Кусали понемножку, о щёчки кремом пирожное мазалось. Устоять было невозможно, перед пышностью теста, нежность крема сладостного пирожное.
Возвращаясь со школы, я заходил в открытые двери за сдобной выпечкой с сахарной пудрой. Мечтая попробовать тортика крошечку, вынимал мякиш с еще горячей золотистой горбушки, с чуть похрустывающей коркой. Крупной солью солил и запивал молоком, бабушка мне его приносила. Слепила мои глаза солнцем корочка и парила слегка в отчем доме. В нём без попрёков, жили нежность маминой ласки, бабушкины сказки и с лёгким запахом от коровы молоко текло рекою.
Недалеко шумел вокзал в весёлой и нелепой суете. У старенькой кулинарии кипела жизнь не украшенная, не парадная, будничная. Чередой проходили паровозы, составы, крестные ходы, крестились, венчались, продавались букетики вербы пухом расцветающие. Один раз в год вся жизнь кулинарии чудесно преображалась. В ней всё менялось. Моё сердце чуду удивлялось. Казалась кулинария совсем другой. Праздничною чистотой сверкала она. В ней с хорошим настроением в Чистый четверг перед Пасхой выпекали большие и маленькие куличи, покрытые сладкой глазурью. Простив все обиды, пекарь трудился в фартуке из ситца. Его радостные руки, месившие тесто, закладывали курагу и изюм. Избавившись от мелочных обит, он не сердился. На всех прилавках и столах в старинной кулинарии и вокруг её, с кращенками в блюдах, ставил душистые куличи. С раннего утра в Великую субботу, седой пекарь приглашал из церквушки алтарного и протоиерея помахать кропилом со святой водою. Проходили святые отцы по кулинарии между рядами, освящали. Куличи под брызги подставляем лица. На душе у хлебосольного пекаря становилось спокойно и прекрасно. Народ, носящий золотые крестики, будучи богат, с восторгом раскупал куличи без остатка.
Дряхлая и хилая постящаяся старица вышла из кулинарии со священным даром и нищему в лохмотьях в глаза заглянула мерцавшие, как догоравшие огарки. Читая неслышно молитвы седая старуха, ни когда хлебную крошку не бросавшая наземь, вынула из кармана свой не надкушенный кусочек и в руку вложила вместо денег истинно безгрешному христараднику. День проходил, забывая обо всем плохом и снова обретая надежду. Моя детская душа, как дикий голубь искала хлеб. Ночью наступала рабочая Пасха.
Комментариев нет:
Отправить комментарий