пятница, 24 февраля 2017 г.

Рассыпуха


      У вокзала все дома были небольшие, деревянные на бутовых фундаментах. Одна кирпичная школа величественно возвышалась. Вскоре, чуть искоса, через дорогу от школы построили первый пятиэтажный кирпичный дом с магазином «Экспресс». Это был самый лучший магазин в городе. В образцовом магазине, за витриной продавали всё, что душа желала. Масло, сыр головастый, кашу, носочки, сапожки, пальто, карандаши и игрушки. Вокруг магазина закипела бурная жизнь. По ночам разбивая большие витрины, некто в черном воровал папиросы и спиртное. Во время стоянки поездов дальнего следования, пассажиры успевали сбегать от своих вагонов в «Экспресс» за водкой и возвращались, не опаздывая к отправлению. Наш народ без злоупотребления не имел очарования и после поездки и трудовой смены, как юла весь день вертелся здесь. У порога продавали рассыпуху, красное вино, разливая из огромных бочек по стеклянным банкам. У этих банок мы замечали доброго художника, который учил нас хорошо рисовать. Удивлённые мы подходили к нему с вопросом.

      - Будет урок? - задавали вопрос. – Мы идем в класс рисовать?

      - Подошёл я понарошку, - оправдывался художник. – Зовёт святое искусство.

      Вставал небритый грустный художник, слегка покачиваясь, оглядывался на банки и шёл с нами в школу. Трудно было отойти от горькой выпивки, еще труднее было расставаться с печальными воспоминаниями. Постановочный натюрморт сегодня был просто чудесен. Немного вместе с красками и холстами он фантазировал, отвлекаясь от серых будней. Искусный живописец, сосланный нести культуру из столицы в Сибирь, был образован, одарен и искусен. Он не верил тому, что его сослали по Транссибирской магистрали и говорил, что его ждут в Москве. Он испытывал в чем-то недостаток и изменялся, чтобы чего-то достичь. Возможно, становился понемногу добрее.

      В шестидесятые годы в городе не было художественной школы и не присылали преподавателей учить живописи детей. В музыкальную школу ходил мой одноклассник Роленков Сергей учился играть на баяне. Я любил музыку, но больше любил писать стихи и рисовать. Может поэтому моё внимание и привлёк художник, читающий наизусть французские стихи и афоризмы Поля Валери́.

      На станции Нижнеудинск его все знали. У него не было паспорта, но его приглашали везде работать. Премудрый художник жил там, где работал, может быть, так лучше чувствовал свое одиночество. Он создал прекрасное из ничего и интеллект все время чувствовался. Его действительные враги были молчаливы. По своей природе он был хохмач и без шутливых розыгрышей не мог дышать. Его пригласили поработать в художественную мастерскую. Он дал согласие и притупил е работе. Несколько день и ночь художник писал огромный текст. Премудрый художник жил там в мастерской. Работа была срочная, к празднику с высоким начальством и заказчики приезжали каждый день, проверяли ход работы. Все шло отлично. Красочные рисунки сочетались с аккуратным классическим шрифтом. Все были довольны. Работа была выполнена. Осталось за ночь краске подсохнуть, утром можно было стенды отвести и смонтировать в торжественном зале. О, эта чудесная ночь. Как Премудрый художник любил, такие незабываемые ночи. Всю ночь он отчаянно трудился. Купил большие листы ватмана. Разложил их в мастерской и с размаху вылил на них чёрную тушь, всю что была. На листах образовались огромные кляксы. Премудрый художник дождался, когда они тушь просохла, и с удовольствием вырезал их. Чёрные кляксы ювелирной точность разложил по готовым заказанным произведениям. Утром открылась дверь и зашли заказчики и коллеги забрать готовые рисунки тексты, увидев на них огромные чёрные кляксы остолбенели. Слабонервные мужики, хватаясь за сердце, в оцепенении валились с ног. Обычно грустный премудрый художник хохмач улыбался, счастьем сияя, медленно бумажные кляксы с шедевров оттаскивал прочь.

      На новом месте работы он подсмотрел у начальника привычку перед планёркой в кабинете поднимать по пятьдесят раз каждой рукой тридцати двух килограммовую гирю. Пока начальник поезда строительно-монтажного занимался зарядкой прорабы и мастера линейных объектов ожидали стоя в конце кабинета. Начальник ставил гирю под стол, все садились по местам, начиналась планёрка. Ночью премудрый художник хохмач из кабинета гирю двумя руками волоком вытащил в строй двор, в котором рисовал и ночевал. Снял с них гипсовые формы и вылепил по форме точную копию из папье-маше. Пустую бумажную гирю покрасил нитроэмалью, добиваясь металлического блеска. Тщательно скопировал все царапины. Гениально создал лёгкую гирю копию и отнёс в кабинет начальника. Утром начальник в сопровождении прорабов и мастеров зашёл в кабинет и подошел к рабочему столу. Рядом стояла, видавшая не одну ударную стройку, любимая тридцати килограммовая гиря. Начальник выдохнул, напрягся и схватил спортивный снаряд правой рукой и сразу окаменел. Через мгновение он развернулся и с размаха швырнул чёрную гирю через кабинет в толпу мастеров и бригадиров. Гиря крутилась, летела, а бывалые прорабы и молодые мастера от испуга валились на пол. Обычно грустный премудрый художник хохмач улыбался, он бесстрашно стоял, счастьем сияя, двумя пальцами пустую бумажную гирю, к груди прижимая.

      На пороге магазина «Экспресс», вспоминал, что давно-давно пил шампанское из хрустальных фужеров с золотым ободком, грустно взирая на полулитровые банки с расспухой. Небритый грустный художник от детских слёз обижено оттирался. Забросив все серьёзные дела карьеру, деньги и суету, преподавал рисунок детям и ночевал в железнодорожной школе. Мы видели в глазах его необъятное тепло и веру в чудеса. Странно, дети его сильно любили. И я приносил ему свои бутерброды с праздничного маминого стола. Может быть, он сам всех искренне умел понимать, как любящая детская душа. Возможно потому, что он красиво, с переводом, читал стихи Поля Валери, на языке французском.

      Русин Сергей Николаевич

      Моя Тофалария

Комментариев нет:

Отправить комментарий